Особое внимание было обращено на недопущение утечки секретных сведений из госаппарата. По каждому случаю нарушения правил конспирации проводилось разбирательство. Только в 1921 г. таковых было два. В марте 1921 г. были разглашены секретные сведения о валютных операциях сотрудниками НКВТ Гефтером и Эпштейном. 30 марта Дзержинский поручил Могилевскому арестовать этих лиц и проверить, как они были приняты на работу, расследовав, «что им было известно.
12 апреля 1921 г. 1921 г. Дзержинский выступил с докладом в Политбюро ЦК РКП(б) «О разглашении секретных сведений Нар-комвнешторга». Политбюро решило «Поставить на вид т.Аванесову недостаточную осторожность в обращении с секретными сведениями Наркомвнешторга и предложить в будущем к такого рода сведениям относиться с сугубой осторожностью ведя запись, кому персонально передаются сведения».
Органами ВЧК была усилена работа по разоблачению вражеской агентуры среди сотрудников госаппарата. С 18 июля 1921 г. «в целях охраны и сохранения как военной, так и технической и экономической тайны государства», чекисты были обязаны вести наблюдение за состоянием режима секретности на всех предприятиях и в учреждениях, за работой лиц, имевших доступ к государственной тайне, политическим, экономическим и военным секретам. Этому уделяется все больше внимания. По предложению ГПУ были установлены более строгие требования к проверке всех назначаемых на должности, связанные с секретной перепиской. Проверка и постановка на учет всех служащих проводились специальными отделами ГПУ, и допуск к работе осуществлялся только с их согласия. Наркоматы и другие советские ведомства издавали распоряжения, в которых учитывались рекомендации ОГПУ. Например, приказ по ВСНХ Ив 269 от 6 января 1925 г. гласил: «Всякая кандидатура на секретную переписку предварительно согласовывается с органами ОГПУ, на местах с соответствующими губотделами ОГПУ, а в центре со Специальным отделом при ОГПУ и только с их согласия допускается к исполнению секретной переписки». А с 11 февраля 1925 г. ВСНХ, исходя из предложения Спецотдела ОГПУ установил новый порядок личного состава своих подразделений, занимавшегося «секретной перепиской, согласуя каждое назначение с соответствующим губотделом ОГПУ».
Под сомнением были сотрудники, у которых родственники находились за границей. 12 марта 1925 г. председатель ОГПУ просил Ф.Кона навести справки о том, «работает ли в НКИДел машинисткой некая Леонова ,б. раньше в Риге, где вышла замуж с парт. тов. Леоновым - кретином и калекой.
Обратить на нее внимание - из Риги по подозрению она была отослана (муж откомандирован)».
Дзержинский внимательно следил за работой общественных организаций, которые могли быть связаны с зарубежными спецслужбами. 16 августа 1921 г. он писал Менжинскому о «Союзе эсперантов-коммунистов» - «Сегодня Оргбюро решило их ликвидировать, но выяснилось, что это была самозваная организация, идеальная для постановки против нас шпионажа. У них отделы и связь с заграницей - в Ревеле, Праге и др. городах. Необходимо поручить Артузову и Могилевскому заняться ими. Надо снестись с Соловьевым и Залуцким». 18 июня 1926 г. председатель ОГПУ обратился к Мессингу с запиской: «Для меня, безусловно, ясно, что в Комитете по делам изобретателей нечисто ни на счет денег, ни на счет сношений с заграницей. Между тем никак нельзя к ним подойти. Нет ли у Вас материалов и каково Ваше мнение? Все, что у Вас есть по этому комитету, пришлите Герсону, которому я поручил заняться этим делом».
Органы безопасности приняли меры к тому, чтобы периодическая печать не была источником информации для противника.26 апреля 1923 г. И.С. Уншлихт обратил внимание органов ГПУ на появление в ряде журналов и газет статей о военной промышленности с указанием адресов заводов, числа рабочих, производственных программ и других сведений, представлявших военную тайну. ГПУ довело до губотделов список 69 предприятий военной промышленности, и чекистам было вменено в обязанность не пропускать о них сведения в печать.
В параграфе 26 перечня сведений, не подлежавших оглашению, утвержденном зампредом РВСР М.В. Фрунзе 14 апреля 1924 г., были указаны и «сведения, прямо или косвенно относящиеся к оперативной работе органов ОГПУ». Еще раз было подчеркнуто, что публикация фактов, хотя бы и косвенно относящихся к работе ОГПУ, разрешается только с ведома ОГПУ и ПП ОГПУ. С 17 августа 1925 г. Президиум ВЦИК запретил посылку секретных печатных материалов в Центральную книжную палату, предложив направлять таковую в местные органы ОГПУ.
В документах, принятых 1917-1926 гг., особо подчеркивалось, что необходимо и в самих органах безопасности «строго следить за исполнением всех положений о сохранности секретных сведений, шифров и секретной переписки. Всех, не умеющих соблюдать конспирацию, привлекать к ответственности и подвергать строгим наказаниям вплоть до лишения права работать в ВЧК. Болтунов и неуместно интересующихся секретами, удалять из органов ВЧК». Необходимо понять и учесть, говорил Дзержинский в те дни, что «государство воплощается в людях, а сплошь и рядом в советских учреждениях на трех-четырех сознательных коммунистов приходятся сотни буржуазных служащих, пропитанных капиталистической психологией...».
Руководство ГПУ снова обратило внимание своих сотрудников на сохранность и пересылку секретных документов, в первую очередь, приказов, циркуляров, шифров и других материалов по вопросам оперативной деятельности. Так, 27 октября 1922 г. ГПУ отметило, что «хранение и учет приказов во многих местных органах поставлены крайне небрежно». Это было необходимо, потому что участились случаи, когда чекистские документы становились достоянием иностранных разведок и эмигрантских центров. Утрата секретных документов и шифров вела к раскрытию специфических методов работы органов безопасности.