КТО ВЫ, "ЖЕЛЕЗНЫЙ ФЕЛИКС"? - Страница 337

К оглавлению

337

12 марта 1926 г. Дзержинский принес извинение М. А. Савельеву: «Вы, наверно, сильно сердитесь на меня за опубликование письма т. Ройзенмана. Однако так нужно было поступить, иначе вся наша борьба за режим экономии, которую Вы так успешно развернули -пошла бы насмарку. Я прошу Вас очень не огорчаться и на меня не сердиться. Те огромные цели, которые мы поставили сейчас перед собой, требуют небольших жертв. Они, безусловно, залог, что мы цели достигнем. Прошу Вас и долее быть моим основным помощником по борьбе за развитие и силу нашей промышленности».

При принятии того или иного решения, которое затрагивало интересы сотрудника или воспринималось им не совсем правильно, Дзержинский умел снимать напряженность во взаимоотношениях со своими подчиненными, учил их преодолевать обиды: «Вы слишком приняли к сердцу наше предложение, это совсем напрасно», - пишет он одному из чекистов. «Что касается, Вас, - обращается он к другому, - то по всем дошедшим до меня сведениям Вы являетесь ценным работником. Думаю, что на ошибках следует учиться. Против Вашего ухода я буду возражать».

25 декабря 1921 г. Дзержинский откровенно писал Манцеву: «Я как-то расклеился в последнее время и чуть было не подвел Вам свиньи в виде предвечека. Хотел уйти, но ЦК не согласился. А сейчас ноша нелегкая и по общим условиям, и по нашим специфическим».

Если возникала конфликтная ситуация или трудности в ее разрешении, Дзержинский обращался за советом к другим. В конце декабря 1920 г. у него появились сложности во взаимоотношениях с Полозовым. 24 декабря он писал В. Р. Менжинскому: «Арестовывать его у меня нет охоты, но использовать его „падение“, чтобы заставить его работать и чтобы перестал вести свои тонкие интрижки против меня в комиссариате, это было бы очень желательным. Если бы я мог его вызвать на объяснения без необходимости ареста, было бы хорошо. Если это можно сделать без вреда для дела... то составьте ко мне бумагу с требованием ареста Полозова. Оставление на свободе будет орудием нажима в работе».

В другом случае Дзержинский, наоборот, дает совет сотруднику, как ему самому выйти из создавшегося положения. 23 сентября 1922 г. он пишет Л. П. Серебрякову: «При сем два заявления с приложением на мое имя т. Межина. Ввиду того, что Груниным

возбужден вопрос, прошу Вас наметить путь и самому принять участие в ликвидации этого инцидента. Кроме того, полагал бы необходимым дать строжайший выговор т. Березину за то, что никем на то не уполномоченный выдал комячейке справку-удостоверение о высоте получки. Т. Березин не имел права без моего ведома и согласия этого делать. А затем вдобавок справка его неверна и носит характер неприличный. Прошу высказать свое мнение и по этому вопросу».

Отношение с членами ЦК компартии не были простыми. Чаще всего он спорил с Н. И. Бухариным, М. И. Калининым, порой относился с неприязнью к Л. Д. Троцкому, Н. В. Крыленко и Г. И. Сокольникову, дружеские отношения были с В. В. Куйбышевым, сугубо официальные - с И. В. Сталиным, Из членов Коллегии, вопреки расхожему мнению, более тесно сотрудничал с Г. Г. Ягодой.

Дзержинский очень переживал, если возникали какие-то сложности при общении с А. И. Рыковым. Так, в мае 1924 г. ему передали, что 19 мая на заседании Совета труда и обороны Рыков сказал о введении председателем ОГПУ «в заблуждение высших государственных органов» при обсуждении административных прав НКЮ. 20 мая Дзержинский запросил председателя правительства Рыкова: «Верно ли?». Тот ответил весьма деликатно о исполнительской дисциплине подчиненных чиновников, которые иногда «подставляют» своих руководителей, становящихся «игрушкой в руках чиновников и спецов, которые над нами хохочут вовсю». Речь шла о неисполнении постановления СТО о снабжении армии и по делам НКПС. «Последнее возмутительно - писал Рыков, - тем, что нас с тобой и правительство ввели в заблуждение, заставивши тебя подписать, а нас принять заведомо глупое постановление об отпуске с бюджета средств, которых нет.

Нельзя допускать, чтобы над нами смеялись до такой степени и необходимо внушить всем и каждому, что справка правительству есть государственное дело и глупые шутки здесь недопустимы».

Принято считать, что писать о родственных отношениях Дзержинского сложно из-за малочисленности архивных документов. Но в РГАСПИ хранятся десятки писем (на польском языке), которые еще не стали достоянием общественности.

Сестры Феликса были старше его - Альдона на 8, Ядвига - на 6 лет, Ванда - на 1 год; разница в возрасте с братьями была меньше: старше его были Станислав (на 5 лет), Казимир (на 2 года), Игнатий и Владислав же - моложе соответственно на 2 и 4 года.

Некоторое представление о взаимоотношениях родственников с Дзержинским дает «Дневник заключенного» и его письма к родным. Вся переписка по существу ведется со старшей сестрой Альдоной Булгак. Они были людьми разного мировоззрения, но сестра всячески поддерживала брата, помогала ему. Сестра Ванда погибла от выстрела вследствие неосторожного обращения с охотничьим ружьем. Судьбы братьев сложились так. Станислав был убит бандитами в 1917 г. После 1920 г. остальные братья, кроме Владислава, и сестра Ядига - в Советской России, Альдона -на территории Польши. Во время Великой Отечественной войны Казимир, инженер по образованию, жил в Дзержиново, вместе с женой был замучен в 1943 г. гитлеровцами. Игнатий в 1903 г. окончил физмат МГУ, работал в Варшаве, был учителем географии и естествознания, после жил в Выленгах под Казимиром Дольним. Этот удаленный уголок уберег его от гитлеровских убийц. Владислав, доктор, профессор, после окончания МГУ работал на Украине. В РГАСПИ пока что найден лишь один документ, свидетельствующий о том, что он поддерживал какие-то отношения с Феликсом. Это телеграмма от 28 мая 1922 г. на имя начальника Екатеринос-лавского отдела ГПУ: «Передайте немедленно следующую записку профессору Владиславу Дзержинскому и сами примите ее к руководству: „Необходим твой немедленный приезд в Москву. Ответь немедленно запиской по прямому желдор. телеграфу.

337